Глава 3. Мышление и темпокристаллы

3.1. Цифровое мышление: темпометафоры

Развитие архитектуры складочных форм в условиях неопределенности дает возможность обратить внимание на поведение архитектора и условиях, в которых осуществляется. Это творчество американского архитектора П. Эйзенмана (1932) и К. Клейтона (1952-2020), профессора Гарвардской школы бизнеса, теоретика менеджмента.

П. Эйзенман, пытаясь узаконить концепцию неопределенности в архитектуре с этой целью раскрывает четыре условия, позволяющие архитектору переосмыслить свою установку: архитектор должен отойти от привычного для него интуитивного проектирования.   Первое условие – архитектор должен отойти от привычного интуитивного проектирования. Второе условие принципиально неклассической, деконструктивисткой архитектуры есть двойственность (twoness), отражающей смысл поэтики неопределенности: вместо целостной структуры с доминирующим элементом надо рассматривать эквивалентную структуру, где иерархия сменяется неопределенностью. Третье условие, инициирующее качество неопределенности, – это свойство «быть между», или промежуточность (between ness). Иными словами, промежуточность – способность второго быть как бы внутри первого и таким образом существовать «между» традиционным присутствием и отсутствием, между бытием и небытием. И промежуточность возникает в случае, если деконструируемый объект выступает как «слабый образ». Четвертое условие   возникновения неопределенности – интериоральность, или свойство быть внутри (withi). Четвертое условие – интериоральность соотносится с состоянием, когда проявляется символизм значений, а знак измененной архитектуры соотносится не с внешним состоянием объекта, а с его внутренними смыслами [87, с. 146-149]. При реализации правил имеет место переход в сознании архитектора от «поэтического мышления» к «метафорической эссеистике (фр. essai попытка, проба; лат. exagium взвешивание), усиливающей роли метафор [87, с. 44, 46]. Здесь имеется в виду как, понимание и отношение архитектора к своему творчеству, так и его восприятие на уровне сознания других людей, когда возникает возможность утраты лидерства в своей отрасли. На вопрос о причинах возникновения такой возможности и отвечает К. Клейтон.

В качестве причин рассматриваются   правила, которые К. Клейтон и называет принципами «подрывных» технологии, раскрывая их содержание и условия для проявления в своей книге «Дилемма инноватора» (2019). Наряду с технологиями «подрывным» раскрываются и «поддерживающие», которые могут быть новыми, радикальными, очень постепенными – инкрементными, но у них есть общая черта: они улучшают качеств качество существующих продуктов в пределах технических характеристик, важных для   основных потребителей на главных рынках. В каждой отрасли большинство технологий – поддерживающие и даже наиболее сложные и самые радикальные из них становятся причиной падения ведущих кампаний. Но время от времени появляются «подрывные» технологии: инновации, которые и обеспечивают боле низкое качество продукта по техническим характеристикам, по крайней мере в ближайшем будущем. И предопределили крах ведущих компаний именно «подрывные» технологии. Продукты, которые создаются «подрывными» технологий, как правило, обычно дешевле, проще, меньше и удобнее в обращении. Второй элемент в схеме неудачи – технолог развиваются быстрее, чем потребности рынка. Производителя, желая   вытеснить с рынка конкурентов и добиться лучших цен и нормы прибыли, часто опережают нужды рынка: он дают потребителям больше, чем им нужно, или то, за что они не готовы платить. В связи с этим часто и запаздывают ведущие компании с решением об инвестировании в «подрывные» технологии. В итоге: сама по себе практика менеджмента мешает им разрабатывать «подрывные» технологии, которые в конечном счете выживают их рынка [138, с. 14-16]. Т.е.  принципами «подрывных» технологий у К. Клейтона связаны случаи и формы проявления цифрового сознания – технологические инновации, стоимость продуктов (цена и удобство), функционирование рынка потребления, решение о времени инвестиций и характер самих инвестиций. В этом случае имеется в виду то воздействие, которое цифровое мышление оказывает на аналоговое мышление, которое на примере архитектуры, связано с установки (привычками) архитектора   т.е. опытом в форме «телесного знания» (Дж. Лакофф), что, с одной стороны, имеет форму метафор; с другой стороны, с бессознательно активным удовольствием, так как страдание – это сигнальное, а не повседневной (привычно-обыденное) знания.

Итак, своего рода проблема Ф. де Соссюра в том, что его критики обращают внимание на понимание языка, а не речи. Т.е. в речевом общении его участников на сознательном (словесном) уровне представлено означающее (для участников), а на бессознательном уровне – способность его переживать на двух уровнях: как и удовольствия, и страдания. В речевом общении представлены обе способности в форме суперпозиции (наложения), когда в зависимости от состава участников однаиз способностей, в отличие от особенностей квантовой физики, не «схлопывается» (самоуничтожается), а «переключается» в форме смыслообразования: в общении человек, как правило, одновременно «находит» смысл в общении с одним из его участника и в отказе от продолжения общения – с другим. Отсюда и проблемы во взаимодействии естественного и искусственного интеллектов: компьютер может, обрабатывая большие объемы (квантовый компьютер) информации, установить причину, например, болезни – это количественный параметр, Однако не способен решать качественные задачи – раскрыть смысл проведения/ отказа от операции, что делает врач, имея не только опыт, но форму отношения к пациентам (участие или равнодушие) и другие факторы, в совокупности определяющие его «телесное знание» (Дж. Лакофф). Отсюда важно обратить внимание на различия между уже цифровым и аналоговым сознанием, как и темпоральных отношений между ними.

Иными словами, в контексте настоящего и будущего времени (Платон, Ф де Соссюр), или синхронии и диахронии, – угла их на «пересечения» и возникает биссектриса, схему (паттерн) поведения которой определят взаимодействие друг с другом формирует своего рода фрактальное дерево (Б. Мандельброт) – фрактал стохастический (от греч. στοχαστικ?ς предполагать, угадывать), участвующий в моделировании природных явлений, в которых присутствуют случайные процессы [139], имеющие отношение и к социальным явлениям.   В это случае имеется в виду, что в совместной работе группы с изменяющимся составом участников линейный уровень (темп) связан с отношениями дискретных действий (скорость), когда и на «стволе», и на «ветках» фрактального дерева возникают процессы, аналогичные самопроизвольным проявлениям бифуркации (от лат. bifurcus раздвоенный) реки в форме разделение  русла на две ветви, когда в группе причиной становится уже не последовательность (линейность) действий, а их интенсивность (нелинейность) в дискретном (интенсивность) проявлении.  Процесс принимает форму, которому в состоянии дать характеристику только фрактальный анализ, получивший пока свое практическое применение в описании поведения финансовых рынков, точнее – на мировом валютном рынке Форекс (foreign exchange), возникшем лишь в 70-годах прошлого века. Рынок Форекс имеет только четыре торговые сессии: Азиатская с финансовыми центрами в Токио, Гонконге, Сингапуре; Европейская с центрами во Франкфурте, Цюрихе, Париже, Лондоне; Американская с центрами в Нью-Йорке и Чикаго; Тихоокеанская центрами в Сиднее и Веллингтоне. Т.е. рынок Форекс – это не биржа, а внебиржевой валютный рынок, у которого нет центральной площадки; он работает 24 часа в сутки 5 дней в неделю, а большинство валют торгуется в тех сессиях, к которым принадлежат их страны [139]. Т.е. фрактальность не связана с анализом состояния хозяйственной жизни общества и его возможным прогнозом.

С представлением об идее фрактала (от лат. fractus разделенный на части) связан математик Б. Мандельброт (1924-2010).  Фрактальность же проявляется в работе рынков, как показали Б. Мандельброт и Р.Л. Хадсон в своей книге «(Не)послушные рынки: фрактальная революция в финансах» (2006). Финансовые рынки, когда они работают, тогда связаны с «торговым временем», отличающимся от линейного времени, которое отсчитывают обычные часы и которое признается обычным временем. Отличие в том, что торговое время работы рынка соотносится с неустойчивостью времени: оно и ускоряется, и замедляется, что проявляется в неровной ценовой последовательности, которая может и наблюдается в реальной финансовой жизни. Цены определяет действие и внешних (экзогенных) факторов, и в значительной мере эндогенными (внутренними) эффектами, которые являются специфическими для внутренней работы самих рынков. Здесь важны и события, и новости, и люди из реального мира. Действие внутренних (эндогенных) факторов придает рыночному времени относительный характер [140, с. 53-54]. Финансовые рынки образуются взаимодействием разнородных величин в форме инвесторов, имеющих краткосрочные/долгосрочные временные горизонты (инвестиции).  Т.е. рынки – собственные творения человека, но он, однако, не знает, как они работают; поэтому и не учитывает роль эмоциональных сил, опосредующих приспособление инвесторов к изменяющимся рыночным условиям. Здесь эмоции, отражающие и возникновение, и приспособление к новым условиям, уже связаны со временем, но, однако, время игнорирует эконометрика. При таком подходе и рынки, и экономика не обладают памятью о прошлом или имеют очень ограниченную память. Память не учитывает повторения как свойства самоподобия, которые есть характеристика нелинейных динамических систем и также симптоматика нелинейных процессов с обратной связью, имеющим отношение к тенденциям изменения, к трендам (англ. от trend тенденция). Именно наличие памяти у финансовой системы и позволяет рассматривать изменения (тренды) в контексте ее темпоральных отношений [141, с. 19-20, 24]. Изменения на финансовом рынке рассматриваются и в контексте взаимоотношений случайности и детерминизма, хаоса и порядка, которые сосуществуют во фрактальном времени: случайность является локальной, а детерминизм – глобальным. Для финансового рынка характерно, когда именно детерминизм дает закон природы, а случайность привносит на финансовые рынки новшество и разнообразие.  И, с одной стороны, фрактальная структура (локальная случайность и глобальный детерминизм) более устойчива к ошибкам в процессе формировании, чем другие структуры; с другой стороны, инвесторы, совершая на рынке финансовые операции подвергаясь одинаковым рискам. Рынок стабилен до тех пор, пока инвесторы доверяют долгосрочной информации; и беспорядочен, и нестабилен, если доверие к долгосрочной информации инвесторами утрачено. В этом процессе случайность равняется новшеству, а детерминизм объясняет, как система использует новшество. На рынках новшество становится информацией, а детерминизм – то, как рынки оценивают информацию [142, с. 15, 17-18]. Оценкой (измерение) развития текущего процесса заняты финансовые аналитики, которых в курсе того, как именно с разнородными (кратковременными/долговременными) величинами работать. Нередко финансовых аналитиков, связанных с фракталами [143], называют квантами (от лат. quantum сколько), так как они мыслят именно финансовыми моделями [144], которые имеют отношение к идее фрактала, автор которой – математик Б. Мандельброт.

Фракталы – объекты (математические, природные или созданные человеком), которые являются неправильными, шероховатыми, пористыми, раздробленными: указанными свойствами фракталы обладают в одинаковой в любом масштабе. Форма этих объектов не изменяется от того, рассматриваются они вблизи или издалека [145, с. 50-51]. Можно сделать вывод, рассматривая работу группы в статическом/динамической (темпоральном) смыслах в контексте социальной и естественной природы человека. Т.е. работника можно рассматривать как добросовестного/недобросовестного человека, поэтому в этом случае повышение производительности труда ориентировано на процесс и его средства по внешнему воздействию на человека. Здесь имеется в виду линейный процесс и средства по формированию добросовестного человека, т.е. нормального, или «среднего», высокая/низкая скорость действий признаются предельными и в анализе не участвуют. Если иметь в виду, что группа состоит из работников, а они различаются по скорости действий, поэтому необходима такая социальная модель, которая учитывает спонтанную синхронизацию скоростей действий, а этот процесс протекает непосредственно и опосредованно, когда при изменении состава группы каждый из участников оценивает (измеряет) интенсивность скорости действий, как эмоциональное (привычное) удовольствия или, напротив, как страдания. Иными словами, модель принимает нелинейный характер и позволяет сделать вывод, что существует такой оптимальный вариант, когда все работники группы должны быть идентичными тем, кто «удачно» (+20-405) прошел свой профессиональный отбор, а такой результат должен иметь всеобщий (массовый) характер. Учитывая, что сам результат «неудачного» отбора по производительности ниже (–20-40%) результата «удачного» (+20-40%), то измеряемая (оцениваемая) разница производительности фиксирует факт: высокопроизводительный уровень –   рентопроизводительный. И для показа особенностей того, как математические модели и отражают реальность, Б. Мандельброт приводит в пример действия художника, в намерение которого не входит «клонирование» природы: художник стремится передать ее существенные (некоторые) аспекты [132, с. 20]. Изменяются процессы и финансовые, и трудовые, а, как считает Б. Мандельброт, фрактальность в финансовом смысле – это сама по себе изменчивость, которая одинакова на всех уровнях.  [145, с. 50-51]. Аналогично в хозяйственной деятельности и человека, и фирмы (мини-), и экономики (макро-) в целом. Все это происходит аналогично, так как в языке фракталов фиксируется фундаментальное свойство реальных явлений – самоподобие: мелкомасштабные структуры повторяют форму крупномасштабных.  Само свойство предвосхитил Г.В. Лейбниц, а сумел формализовать   Б. Мандельброт, введя понятие «фрактал» (от лат. fractus сломанный). Фрактал представляет нелинейную структуру, которая сохраняет самоподобие при неограниченном изменении масштаба. Здесь ключевое – это сохраняющееся свойство нелинейности. Существенно также и то, что фрактал имеет дробную, в пределе – это иррациональная размерность, благодаря чему он является способом организации взаимодействий пространств разной природы и размерности, например, нейронные сети, а во взаимодействии и индивиды – тоже фракталы [146, с. 174-175]. Самоподобие, формализованное Б. Мандельбротом, с измерением взаимодействия необратимых/обратимых процессов предполагает не только понимание времени, характерное для Б. Мандельброта, но также вывод о возможности составить математическое уравнение, показывающее соотношение разных интервалов времени, а затем с его помощью составить неровную ценовую последовательность, наблюдаемую в реальной жизни [140, с. 54]: рыночное время относительно. Процессы колебания в ценообразовании не нуждаются в точном воспроизведении: речь уже не идет о средних значениях как инструменте анализа поведения рынков.

В 1967 году Б. Мандельброт (разработана совместной с Г.М. Тейлором) вводит в анализ финансового рынка концепцию о «дополнительном» торговом времени – фрактальное время, связанное с работой финансового рынка, которое является эндогенным (внутренним) фактором ценообразования, позволяя сформулировать «правила» поведения рынка, чем снижает финансовую уязвимость. Существование «торгового времени» позволяет различать быстрый/медленный рынок. При анализе особенностей работы финансового рынка принимается во внимание и степенный закон, который в природе действует повсеместно.  Например, площадь квадратного участка земли равна квадрату (второй степени) длины стороны участка: если сторона участка увеличится вдвое, то площадь – в четверо; сторон втрое – площадь в десять раз. Еще: сила гравитационного притяжения между предметами обратно пропорционально второй степени в расстояния между ними: расстояние между космическим кораблем и Землей удваивается, тогда как притяжение между ними уменьшается вчетверо. Итальянский экономист В. Парето открыл степенный закон в экономике, который описывает распределение доходов в высших слоях общества: значительная часть общественного богатства сосредоточена в руках у немногих людей, что рассматривалось как проявление социальной несправедливости [140, с.  45]. Степенный закон, признает Б. Мандельброт, применим и к колебаниям цен на финансовом рынке в контексте того смысла, который сформулировал в своей книге американский экономист, начинавший свою карьеру лингвистом, Дж. К. Ципфа (1902-1950) – «Поведение человека и принцип наименьших усилий» (1949), т.е. степенные законы представляют вездесущие структуры общественных наук, так как действия человека связаны с принципом наименьших усилий.

«Закон Ципфа» относится к эмпирической закономерности распределения частоты слов языка: если все слова (или просто достаточно длинного текста) упорядочить по убыванию частоты использования, то частота n-го в таком списке окажется приблизительно обратно пропорционально его порядковому номеру n (рангу этого слова). Например, второе по используемости слово встречается примерно в два раза реже, чем первое, третье – в три раза реже, чем первое и т.д. [147]. «Закон Ципфа» используется в различных сфера и, в частности, обращаются с определением условий применения математических методов для моделирования пространственного развития моногородов [148]. Закон также связан и с практикой изучения иностранных языков.

При изучении иностранных языков необходимо расширение словарного запаса. Чтобы говорить на языке, надо выучить слова этого языка. При изучении слов важно учитывать, что одни слова в языке встречаются чаще, а другие – реже, некоторые – уже и совсем редко. Для уверенного владения языком важно выучить наиболее употребительные слова, которых не так уж и много – около 2000. И слова учить не подряд, не в алфавитном порядке. Если учить слова по словарю, то должен быть не алфавитным, а частотным, когда слова встречаются в текстах по частоте. Частотные словари появились относительно недавно: первый словарь английского языка вышел в 1921, первый частотный словарь русского языка был издан в США в 1953 году. Первый частотный словарь современного русского языка появился в 1963 году в Таллине. В нем представлено 2.5 тысячи наиболее употребительных слов. В 1977 году был издан первый частотный словарь русского языка, который создали с помощью компьютера на базе корпуса текстов в миллион слов. По частоте включения слов в естественных языках выявлена закономерность, которую назвали «законом Ципфа»: произведение частоты встречающихся слов и его позиции в частотно словаре – величина приблизительно постоянная. Закон также формулируется: частота встречающихся слов в тексте находится приблизительно в обратно пропорциональной зависимости от его порядкового номера в списке частотности. В лингвистике закон представил математическую закономерность, которая была обнаружена при исследовании языков. Главное – найден параметр, исследуя который можно получать информацию о внутреннем параметре языка. Параметром оказалась частота встречающихся слов в тексте. Специалистам по математической статистике закон откровением не был, так как он является частным случаем другого распределения – распределения В. Парето (1848-1923), известного итальянского инженера, экономиста, социолога. Известная формулировка этого закона носит название «20 к 80». В частности, например, пояснение: выполнение 80% любой работы требует 20% усилий; а 80% усилий тратится на завершение оставшихся 20% работы. Объяснение закона Дж. К.  Ципфа, с точки зрения теории передачи информации, раскрыл математик Б. Мандельброт: язык – это средство коммуникации, и в процессе его функционирования действуют закономерности, справедливые для любого канала связи. С оной стороны, увеличение количества слов при передаче информации удлиняет время коммуникации. С другой стороны, уменьшает вероятность ошибки при передаче сообщения, а значит, сокращает и время коммуникации за счет того, что нет необходимости в повторной передаче. Компромисс между двумя взаимно противоречащими требованиями приводит, как считает Б. Мандельброт, к наиболее частому употреблению более коротких слов [149].  Закон имеет отношение к решению важной задачи теории информации, как сжатие информации при хранении и передаче со спутников с возможностью однозначного восстановления (декодирования). С увеличением объемов хранимой и передаваемой информации актуальность сжатия информации возрастает [150, с. 3]. Но в рамки закона Ципфа не вписываются созданные не естественным путем (сгенерированные) тексты, у которых много ключевых фраз [151]. Поэтому важны технологии, например, написания текстов для социальных сетей.

Обработка естественного языка – это общее направление искусственного интеллекта и математической лингвистики, в котором изучаются проблемы компьютерного анализа и синтеза естественных языков. Задачи направлены на создание таких систем, которые способны выполнять связанные с языком задачи на таком же уровне, как и человек. Одна из задач – автоматическая суммаризация текста, т.е. краткое изложение основных идей и ключевых моментов текста.  Здесь к минусам относится проблема чтения, когда предложения могут вырываться из контекста, а в результате отрывки текста могут не иметь смысла для читающего [152]. В связи с ростом объемов, передаваемых в коммуникационных сетях данных, которые генерируются ежедневно различными объектами телеметрирования, как и пользователей сети интернет, становится актуальным их эффективного хранения и передачи с использованием нейросетевых методов сжатия. В этих условиях нужно учитывать не только коэффициент сжатия, и визуальную схожесть изображения [153, с. 83, 90]. Иными словами, идентичность, когда требует решения проблема в контексте их фрактального характера, как это отметил американский психолог   Дж. Каттинг. Проанализировав 150 голливудских фильмов (фильмы сняты между 1935 и 2005 годами), он обнаружил: чем позднее они были сняты, тем чаще длина кадров следовала математическому принципу, описывающему продолжительность концентрации внимания. Также в 90-х годах прошлого века учеными техасского университета была измерена в группе добровольцев продолжительность концентрации внимания при выполнении тех или иных заданий. Когда они превратили эти измерения в волны, используя лишь математический принцип, называемы преобразованием Фурье, то оказалось, что протяженность волн увеличилась при уменьшении их частоты. Эта формула известна как 1/f колебание, или «розовый» шум, что в данном случае означает – это концентрация внимания определенной продолжительности повторяется через регулярные промежутки времени (т.е. 1/f – временные фрактальные шаблоны). Математик Б. Мандельброт обнаружил, что река Нил при выходе из берегов подчиняется этой формуле, другие ученые отметили, что такие же колебания наблюдаются в музыке и турбулентности воздуха. И, как отметил Дж. Киттинг, что фильмы, следующие данной формуле, более доходны и успешны, так как они «притягивают» большее число зрителей [154], как и нейронные сети – это число участников. Иными словами, при сжатии текстов в нейросети встает вопрос и о связи цифрового мышления и аналогового, и о проблемах отношений между ними: шифровое мышление ориентировано на понимание текста (темпоральная последовательность), а аналоговые мышление – на понимание человека (темпоральная интенсивность), а точнее – его способности становиться автором, включая его авторство в индивидуальном, и коллективном дискурсе. Способ становления и проявления авторства включает факторы, которые З. Фрейд представил на примере сновидений.

К идеям «закона Ципфа» обращается и Б. Мандельброт при анализе процессов работы финансовых рынков, применяя идеи Дж. К. Ципфа в экономике. На одну из причин проявления закона в работе финансового рынка указывает пример с рекой Нил, а точнее – с загадкой Нила: разлив реки, изменяя состав почвы, позволял получать урожай без значительных затрат сил и ресурсов, т.е., говоря метафорически, «на напрягаясь». И рассматривая условия загадки разлива Нила, Б. Мандельброт открывает фундаментальный аспект работы финансов. Ключ к механизму финансовых рынков – это структура колебания котировок акций. Здесь имеются в виду влияние процессов, опосредованных долговременной памятью, когда, например, сама по себе котировка акций выходит за пределы текущего (ситуация) отношения межу ними. В случае с загадкой Нила имеет место влияние глобального потепления – влияние долгосрочных зависимостей, а их проявление имеет собственную организацию, или структуру. Речь идет о том, какая именно информация имеет значения для состояний рынка? Для стандартной финансовой модели действует предположение: каждое изменение цены не зависит от предыдущего, а Б. Мандельброт допустил, что оно может быть ошибочным: не учитывает особенность большинства процессов с долговременной памятью. У таких явлений есть невидимые человеком инерционные процессы, а они связаны с нарастанием/спадом видимых закономерностей. Иными словами, важен не только видимыймасштаб действий, но также и их невидимая последовательность, а к ней имеет отношение память [140, c. 216-217, 228, 231]. Хотя Б. Мандельброт обратил внимание на то, что у финансовых рынков есть память – это внутренний фактор, влияющий на их состояние, однако не менее важны монетарная память, связанная с историей ее становления в форме массы, как на это обратил внимание Э. Канетти.

По Э. Канетти, возникновение и история развития денежной массы, влияющие на формирования у человека монетарного сознания и отношение к миру, связано с внутренними (эндогенными) психологическими особенностями собственно самих денег.  Важное свойство денежной массы –   надежность монеты. Деньги служат массовым символом, а в деньгах – единицы, при умножении которых в системе тех или иных обстоятельств возникает масса, монеты наиболее значимы. Исторически монеты стран имели и четкий размер, и собственный вес, что опознавалось уже с первого взгляда на монету, позволяя свободно переходить из рук в руки. На монете был отчеканен профиль   властителя, по имени которого она и называлась, т.е. были луидоры, талеры Марии-Терезии, которые позволяли воспринимать монету как  ощутимую личность. Рука, в которой она была зажата, чувствует ее целиком, со всеми гранями и плоскостями, позволяя человеку проявлять к ней своего рода нежность, что наделяло ее личностным «характером». Монета превосходит живое существо в одном отношении: металлическая плотность и твердость гарантирует «вечность» ее состава; ее ничем нельзя разрушить, кроме огня; она не вырастает по величине и готовой выходит из-под пресса и должна оставаться тем, чем она есть; меняться монете нельзя. И лишь от владельца зависит, сбережется она или нет. У монеты не бывает и настроений, которые нужно брать в расчет; к ней не нужны «подходы», и она всегда готова к обращению. Само положение каждой из монет упрочивается в силу ее отношения к другим монетам иной стоимости. Тогда как соблюдаемая иерархия монет придавала им еще больше личностного. Существует и социальная система монет со свойственной ей сословной иерархией: за знатные монеты можно получить простые, за простые знатные – никогда. Груда монет у большинства народов считается сокровищем, которое воспринимают как целое, даже не зная еще, сколько в нем содержится монет; в этом заключается сходство сокровища с массой. Сокровищам можно наслаждаться, перебирая монету за монетой; оно часто скрывается от людских глаз и является внезапно. Тот, кто обладает сокровищем, или надеется найти сокровище, представляет, что оно растет и стремится сделать все, чтобы оно росло и далее. Не подлежит сомнению, что люди, живущие только ради денег, воспринимают сокровища как замену человеческой массы. Не утратило сокровище своей роли и в наши дни: подавляющая часть населения, даже в самых развитых странах, получают почасовую оплату, величина которой представляется в монетах. Бумажки все еще меняются на монеты, а размен денег как повседневный процесс является одним из простейших и распространенных механизмов жизни человека. Но при еще традиционным отношением к деньгам, выработалось и современное отношение, когда отношения бумажных единиц напоминают отношения людей в большом городе с миллионом жителей. Т.е. именно из сокровища возник миллион – слово космополитического звучания распространилось по всему миру и по отношению к любой волюте.

В миллионе, по Э. Канетти, интересно именно то, что именно он возникает скачкообразно благодаря удачной спекуляции и стоит перед глазами каждого, чье честолюбие направлено на деньги. Миллион, как обозначение численности, также применяется и к деньгам, и к людям. Особенно двойственный характер слова легко проявляется в политических речах. Сегодня абстрактное число «миллион» применимо к населению стран, к жителям больших городов, а поэтому слово «миллион» обрело массовое содержание, какого не имеет ни одно другое число. Так как деньги связаны с тем же самым «миллионом», то масса и деньги сегодня близки как никогда, что имеет отношение к инфляции. Во время инфляции денежная единица внезапно теряет свой личностный характер. Она превращается в растущую массу единиц, ценность которых тем ниже, чем больше масса. Т.е. миллионы – уже не то, к чему раньше стремились, так как они уже не миллионы, а только так называются: процесс скачкообразного роста лишил то, что растет, всякой ценности. Если валюта включается в это движение, напоминающее бегство, то остановки не видать. Как бесконечно может расти счет денег, то так же бесконечно может падать их стоимость. В этом процессе и выражается свойство психологической массы – это страсть к быстрому неограниченному росту. Однако здесь возникает негатив: то, что растет, делается слабее и слабее. Прежде бывшее одной маркой, теперь называется 10 000, потом уже 100 000, потом миллион. Отождествление отдельного человека с его маркой невозможно. Она утратила свою твердость и границу, она в каждое мгновение что-то другое. Она не похожа на личность, у нее нет длительности; и она стоит все меньше и меньше. Человек, который раньше в нее верил, не может не воспринимать ее унижение как свое собственное. Отождествляя себя с маркой, человек воспринимал доверие к ней, как доверие к себе. Из-за инфляции не только все вокруг начинает колебаться, становится ненадежным, ускользающим – человек делается меньше. Человек сам уже ничто: как и миллион, к которому он всегда стремился, уже ничто. Процесс накопления сокровищ обратился в свою противоположность. Надежность денег исчезла, как мыльный пузырь. Их не прибавляется, а, наоборот, убавляется, все сокровища исчезают. Инфляция обесценивает: люди и денежная единица особенным образом сливаются друг с другом. Одно выступает вместо другого, человек чувствует себя так же плохо, как и деньги, которым становится все хуже: все вместе чувствуют собственную неполноценность.  Именно во время инфляции происходит неожиданное, непредвиденное и столь опасное, что вызывает ужас во всяком за положение дел и способен различать возможные последствия: двойное обесценивание следует из двойного отождествления. Человек уже чувствует себя обесцененным, так как стала недееспособной единица, на которую полагался и с которой себя отождествлял. Масса чувствует себя обесцененной, потому что обесценился миллион. Все массы, которые образуются в инфляционные времена испытывают давление обесцененного миллиона. Как мало значит отдельный человек, так же мало в это время значат и все они. И это ощущение внезапного обесценивания собственной личности не забудется никогда – настолько оно само болезненно. Его носят в себе всю жизнь, если, конечно, не удастся его перенести на кого-то другого. Но и масса в целом не забывает своего обесценивания, в ней возникает естественная тенденция: люди, подвергшиеся обесцениванию, начинают искать кого-то, кто еще менее значим, чем они сами, кем они могли бы пренебречь, как пренебрегали ими самими. Возникает потребность в динамическом процессе унижения: с объектом можно обращаться так, чтобы он значил все меньше и меньше, как денежная единица во время инфляции, чтобы в конце концов свести его к полному ничтожеству.  Потом его можно выбросить как струю бумага или отдать в переработку. Объектом для удовлетворения этой потребности во время инфляции в Германии Гитлер выбрал евреев. В отношении евреев национал-социализм в точности воспроизводит процесс инфляции. В конце концов евреев превратили в саранчу, которую можно истреблять миллионами. Вряд ли дело зашло бы так далеко, если бы несколькими годами раньше немцы не пережили инфляцию, при которой марка упала в несколько миллиардов раз. Именно эту инфляцию как массовый феномен немцы перенесли с себя на евреев [74, с. 199-203]. Если намерение стать инвестором принимает форму массового поведения, а оно, в свою очередь, связано с инфляцией, которая оказывает дезорганизующее воздействие на страны (Э. Канетти), то возникает вопрос об особенностях процесса дезорганизации и его способе его организации (структуре). В силу того, что в самой инфляции отражается поведение человека, включая его массовый характер, то в этом случае, как и при особенностях психотехнической дезорганизации, причина –это неоднородность структуры.  

Намерение стать инвестором реализуется человеком через участие в работе финансового рынка, когда финансовые потоки направляются от собственников к заемщикам денежных средств. Финансовые рынки обеспечивают участников всей необходимой информацией о спросе и предложении на ресурсы и формируют их рыночные цены. Реализация этих функций позволяет финансовым рынкам тем самым создавать возможности выбора для потребителей, способствовать управлению рисками, воздействовать на управление кампаниями. На финансовых рынках осуществляются и инвестиции – все виды средств, которые вкладываются в объекты предпринимательской и другой хозяйственной деятельности с целью получения дохода или достижения социального эффекта, кроме того, финансовый рынок делает фонды денежных средств равнодоступными для всех его участников, т.е. государств, предприятий, домашних хозяйств. Иными словами, в работе всех финансовых рынков представлены отношения «спроса – предложения», а поэтому и информации как о состоянии этих отношений, так и способах получения этой информации [155, с. 9, 11]. К оценке (измерении) информации на уровне инвестора представлены его способности, в деятельности которых дезорганизация, как правило, и проявляется; это – факторы, связанные с когнитивной сферой (память, внимание, мышление, речь (устная и письменная); эмоциональная сфера, а также и мотивационно-личностная сфера [156, с. 150-151]. На уровне человека факторы связаны со способами оценки информации, которая и представляется инвесторам, а в информации должен отражаться темпоральный аспект, т.е. работа финансового рынка во времени или в динамике и статике. Динамика – фрактальный анализ (Б. Мандельброт); статика – портфельная теория (Г. Макровиц). Имеет значение и то, что действия инвесторов протекают в условиях и неопределенности.

В контексте неопределенности состояния хозяйственной жизни уточняется представление об экономической системе, как адаптивном механизме, который сам осуществляет выбор действия, связанного с достижением «успеха» или «прибыли». Общепринятый анализ экономического поведения опирается на представление о том, что в своих решениях рациональные субъекты исходят из стремления найти идеально оптимальное состояние.  Все изменяется при неопределенности, которая является результатом, по крайней мере, двух причин: несовершенного предвидения и неспособности человека решать сложные задачи со многими переменными. При неопределенности каждому выбору соответствует не единственный результат, а распределение потенциальных результатов. И неявно предполагается, что сами эти результаты имеют общие точки. Задача сводится к принятию решения (выбору действия), возможное распределение результатов которого предпочтительно, т.е. выбору альтернативы с оптимальным распределением исходов. Здесь речь не идет о максимизирующем распределении. В условиях неопределенности отсутствуют осмысленные критерии выбора решения, которое и максимизирует прибыль, а это уже необходимое условие существования прибыли. В экономической системе само получение прибыли является критерием, согласно которому отбираются успешные и выживающие фирмы. В связи с этим важен не максимум прибыли, а полученная положительная прибыль. Актуален факт ее достижения, а не то, какие мотивации или устремления обеспечили успех.  Те, кто получили положительную прибыль, выживают, а те, кто понесли убытки и разорились, исчезают. Ключевое в этом то, что положение субъекта определяется относительно его фактических, а не неких идеальных конкурентов. Подобно тому, как в гонках вознаграждение получает самый быстрый из участников, даже если все они не торопятся. И, кроме того, чем больше неопределенность, тем больше вероятность, что прибыль получат рисковые и удачливые, а не логически мыслящие, осторожные, собирающие факты [157, с. 34-35, 37-38]. Если экономическая системе сама отбирает успешные фирмы, то к этому процессу имеет отношение не особенности предпринимателей – «рисковые», а их рентоориентированное поведение.

Считается, что феномен поиска ренты (рентоориентированного поведения) акцентировал американский экономист Г. Таллок (1922-2014) в рамках теории общественного выбора, когда имеются в виду деньги, используемые для оказания политического влияния. Отечественные авторы рентоориентированное поведение определяют, как ситуацию, когда доходы бизнеса зависят не от наличия у человека предпринимательских способностей, а от близости к государственному аппарату, вследствие чего предприниматели нацелены на получение доходов (ренты) от личных связей, а не обычной, классической предпринимательской прибыли [158, с. 36-37]. Стимулирует и рентоориентированное поведение и неопределенность в состоянии экономики как условие для возникновения и развития финансового риска – предмет внимания американского экономиста Ф. Найта (1885-1972): если в экономике представлена неопределенность, действия ее субъектов подвергаются риску, так как они полагаются только на здравый смысл [159]. Человек в своей жизни, включая хозяйственную деятельность, ориентируется на «образ» будущего положения дел; здравый смысл – это поверхностные знания, которые навязаны разуму непосредственным контактом с внешним миром; и здравый смысл говорит человеку, что «образ» играет действенную роль всюду, где адаптации не связаны с сиюминутными стимулами, т.е. являются «спонтанными» и ориентированными на будущее время. Роль сознания заключается в том, чтобы дать организму человека «знание» будущего. Люди воспринимают мир прежде, чем реагируют на него, но всегда реагируют не на то, что воспринимают, а на свои умозаключения. Иными словами, универсальной формой сознательного поведения является образ действий, направленный на изменение будущей ситуации и основанный на умозаключениях, вытекающих из ситуации сегодняшнего дня. В основе этих действий лежит восприятие, но кроме того еще и умозаключения двойного рода. Ограниченному интеллекту человека надо иметь дело со слишком большим количеством самых разных объектов, как бы они не были неизменными, всегда играет роль в мышлении и в теории мышления классификация. Для сознания любая будущая ситуация состоит из бесчисленного множества объектов: нет смысла все учесть и подытожить значимость каждого из них математически, т.е. исчерпывающе количественно. Действие человека ориентировано на комбинации «здравого» смысла со свободой воли, формируя его суждения – это собственная оценки, также требуя оценки ее достоверности.  И неопределенность в связи с этим предстает как измеримая (объективно) и неизмеримая (субъективно). Для того, чтобы различие между состояниями и условиями возникновения как измеримой, так и неизмеримой неопределенностью не стиралось, Ф. Найт и вводит для первой термин «риск», а для второй – термин «неопределенность», когда речь идет о рискеубытков и неопределенности выигрыша; кроме того, учитывает необходимость оплаты за труд и   конкурентного процента на инвестиции. Единственный вариант риска, ведущий к прибыли, – это уникальная неопределенность: прибыль вырастает из непредсказуемости хода событий, из того элементарно грубого факта, что порой не только нельзя предвидеть результаты человеческой деятельности, но даже сами вероятностные расчеты по их поводу невозможны и не имеют смысла [159, с. 19, 193-224, 290, 294-295]. Т.е.  возникает отношение «прибыль – банкротство», а оно и опосредованные риском банкротства. Для того, чтобы устранить это отношение, необходимы «пакеты» акций, когда банкротство одних компенсирует доходность по другим – оценки эффективности инвестиционного портфеля, предложенные в портфельной теории американским экономистом Г. Макровицем (1927-2023), а она отражает операционную технологию работы финансового рынка.

Функцией финансового рынка является максимизация получаемой доходности и прибыли (увеличение стоимости бизнеса). К основным участникам финансового рынка относят потребителей капитала (эмитентов); поставщиков финансовых ресурсов (инвесторов), вкладывающих свои средства в приобретение финансовых инструментов с целью извлечения дохода; финансовых посредников, которые обеспечивают взаимодействие эмитентов и инвесторов. Основная цель рынка – обеспечить перераспределение денежных ресурсов между отраслями и сферами деятельности, создать условия для осуществления накопления и трансформации их в инвестиции [160, с. 162-163].  Для того, чтобы стать участником финансового рынка, необходимо знать, что представляет инвестиционный портфель, из чего он состоит [159], обладая знаниями, которые и представлены в портфельной теории Г. Макровица.

В 1952 году Г. Макровиц выпускает статью «Выбор портфеля» [159], в которой рассматривает условия получения дохода, а в 1990 году получает Нобелевскую премию по экономике за вклад в развитие инвестиционных стратегий; его считают отцом теории портфельного инвестирования.

Портфельная теория, или современная портфельная теория, основана на математическом подсчете соотношений доходности и рисков с последующим и формированием разнообразных портфелей. Т.е. инвесторы должны измерять, отслеживать и контролировать риски на уровне всего портфеля, а не отдельных ценных бумаг и документа, удостоверяющего, с соблюдение установленной формы и обязательных реквизитов, имущественные права, осуществление/передача которых возможна только при его предъявлении. Ценные бумаги подбирают не только на основе их достоинств, но влияния на портфель в целом. В целом, стратегия инвестирования с помощью портфелей отвечает цели инвесторов – это снизить риски/не потерять в доходности. Средство обезопасить инвестиции – диверсификация, характеристика которой и дается в портфельной теории. Диверсификация (от лат. diversus разный + facere делать) – широкое понятие: оно может означать и расширение ассортимента выпускаемой продукции и услуг, освоение компанией новых для себя отраслей с целью повышения эффективности производства и получения выгоды. Если иметь в виду финансовый рынок, то диверсификация инвестиций – это распределение средств в портфеле между разными группами активов (акциями, облигациями и другими инструментами), чтобы снизить риски.  Инвестиционный портфель будет набором активов, собранных таким образом, чтобы доход от них соответствовал целям инвесторов. В него могут входить любые активы, если они приносят доход, как инструменты фондового рынка – акции, облигации, опционы, паи биржевых фондов, фьючерсы, но не только. Можно также включить в портфель драгоценные металлы, валюты разных стран, банковские вклады и недвижимость [159].  В частности, Г. Марковиц считает: чтобы получить более высокую доходность, нужно выбирать инвестиции с большим риском, стоимость которых может и резко вырасти, и сильно упасть. Теория предполагает, что нужно подбирать активы, которые мало или вообще не коррелируют между собой, т.е. в одной и той же ситуации ведут себя по-разному. Так, цена одних бумаг вместе с ростом цен на нефть увеличивается, а других – наоборот, падает. Защита инвестора в том, что прибыль по одной бумаге будет компенсировать убыток по другой, что позволит избежать значительных потерь от волатильности (англ. volatility изменчивость), или изменении цены на рынке. И при этом диверсификация еще не защищает от системных рисков, или тех, которые влияют на все ценные бумаги [160].  К ним относятся субъекты финансовых рынков – заемщики, инвесторы и финансовые институты. Здесь к инвесторам относятся граждане и юридически лица данной страны или иностранных государств, а также государства в лице их правительств, принимая как субъекты инвестиционной деятельности решения о вложении собственных, заемных или привлеченных имущественных и интеллектуальных ценностей в объекты инвестирования. Т.е. с точки зрения рынка финансов инвесторы – это кредиторы, предоставляющие свои временно бездействующие денежные средства, трансформируя в ссудный капитал [155, с. 9-10] с целью получения прибыли.

Г. Марковиц в своей статье «Выбор портфеля» пишет, что само формирование портфеля (ценных бумаг) разделяется на два этапа.  Первый заключается в анализе исторических данных и формировании ожиданий относительно получения будущей доходности доступных для инвестирования инструментов. Второй этап в качестве отправной точки опирается на ожидания о будущей доходности, а целью имеет окончательный выбор портфеля. Инвестор стремится (должен стремиться) получить наибольшую доходность. Поскольку будущее не является однозначно определенным, то имеется в виду «ожидаемая» окупаемость, исходя из состояния доллара на сегодняшний день. Инвестор стремится к увеличению ожидаемого дохода и его диверсификации, когда финансовые ресурсы вкладываются в разные активы. Т.е. все действия инвестора опираются на установку разумных ожиданий о будущей доходности ценных бумаг и заканчиваются выбором портфеля [159]. В этом случае актуальна оценка дисперсии (от лат. dispersio рассеивание), или риска, который связан инвестированием в конкретный актив или портфель активов, как и анализ организации (структура) исследования операций, включая операции как в деятельности инвестора, так и самого финансового рынка, т.е. процесс имеет уже не экономический, а операционный характер. Иными словами, решение о покупке акций является альтернативным решением, которое имеет и свои ограничения, и критерии, по которым оно отбирается [160, с. 17]. В этом случае не принимается во внимание факт, на который обратил внимание еще Г. Саймон (1916-2001), лауреата премии   по экономике Альфреда Нобеля (1978). Так, Г. Саймон признает: человек обладает ограниченной рациональностью, поэтому учитывается то, что, оценивая выбор человека, следует   принимать во внимание не только саму рациональность выбора (substantive rationality), т.е. степень адекватности выбранных решений, но и рациональность всех процедур (procedural rationality), т.е.  эффективность процедур (в пределах человеческих возможностей и ограничений) процедур, используемых для решений выбора. Формируется интерес к анализу проблемы возникающей когнитивной сложности и способности действующего человека справляться с этой сложностью.  В условиях возрастания когнитивной сложности большое значение приобретает и способность действующих лиц справляться с этой сложностью – процедурный аспект рациональности. Имеет значение и тот факт, что сам принцип максимизации полезности или прибыли не применим к ситуациям, когда зависит оптимальное решение от неопределенных внешних обстоятельств или от действий других рациональных экономических субъектов (несовершенная конкуренция). В условиях неопределенности внешних обстоятельств критерий рациональности для понятия максимизации полезности заменяется на другое понятие – максимизация субъективно ожидаемой полезности. В числе его недостатков тот факт, что даже в сравнительно простых ситуациях поведения люди часто отклоняются от этой модели. Нет единства мнений (согласия) и применительно к тем ситуациям, где рациональность действий зависит от реакции других людей (также стремящихся быть рациональными). Модели «рациональных ожиданий», скорее, эти проблемы игнорируют, чем пытаются их решать, так как стремятся предугадать поведение других [161, с. 27-29]. Иными словами, Г. Саймон обращает внимание на то, что в условиях экономической неопределенности, впрочем, как и в повседневной жизни, человек обычно не доходит до оптимального решения, а останавливается на каком-то приемлемом для него варианте [162, с. 24.] В связи с этим необходимо внимание обратить на экономическое поведение, которое становится предметом анализа у австрийской школы экономики.

Представители австрийской школы экономики рассматривают экономическую наук как теорию деятельности, а не теорию принятия решений, чем сильнее всего отличаются от своих коллег-неоклассиков. Концепция человеческой деятельности намного шире, чем концепция индивидуального решения и также включает ее. Концепция деятельности отражает не только сам гипотетический процесс принятия решений в контексте «данных» знаний о целях и средствах, но и представление о системе координат, связывающей средства и цели, в рамках которой происходит размещение ресурсов и экономически рациональная деятельность – это предмет внимания неоклассиков. Австрийцев интересует не факт принятия решения, а то, что оно воплощено в человеческой деятельности, а она представляет собой процесс (завершенный или незавершенный), включающий ряд взаимодействий и актов координации (согласований). Для представителей школы именно это и является предметом экономических исследований. Т.е. экономическая наука для австрийцев – это не набор теорий выбора или принятия решений; она представляет собой интегрированное описание процессов социального взаимодействия или процессов, отличающихся степенью координации, зависящей от бдительности действующих субъектов предпринимательской деятельности.  И уже другой ключевой вопрос – субъективизм, рассматривающий предпринимателей как творцов и действующих лиц общественных процессов. Экономическому человеку А. Смита австрийская экономическая школа противопоставила предпринимателей, которые постоянно и порождают информацию.  И порождаемая предпринимателями информация имеет практический характер, субъективна и рассеяна; поэтому и артикулированию (от лат. articulare членораздельно произносить) она поддается с трудом, что и создает непрерывность координации предпринимательских усилий на рынке,  в обществе. Именно предприниматели – главная движущая сила социального процесса, которая позволяет формировать прогнозы тенденций – структурные предсказания (pattern predictions). Эмпирические явления непрерывно изменяются, а сама субъективная информация предпринимателю недоступна, поэтому невозможны, следовательно, и теоретические точные предсказания. Если для неоклассических теоретиков предпринимательство – это рядовой фактор производства, размещение которого определяется выгодами и издержками, а спрос на предпринимательские ресурсы не принимается во внимание. Но именно он основан на ожидаемых издержках и выгодах и предполагает веру в то, что можно получить некую информацию (о возможной величине будущих издержек и выгод) еще до того, как эта информация будет создана предпринимательскими усилиями.  Главная задача предпринимателя заключается в создании и открытии новой информации, которая прежде еще не существовала. И пока процесс создания не будет завершен, этой информации не существует: она не может быть никому известна, не в силах человеческих заранее принимать решения о размещении ресурсов в соответствии с их ожидаемыми и издержками, и выгодами.

В контексте информации австрийцы и неоклассиков имеют в виду разные вещи принципиально. С точки зрения неоклассиков, информация – это нечто объективное, своего рода товар, который продают и покупают на рынке в соответствии с решениями о максимизации; и такую «информацию» можно хранить на различных носителях. Но она не имеет ничего общего с субъективной информацией, которую имею в виду австрийцы. Субъективная информация является практической и жизненно необходимой, которую действующее лицо субъективно истолковывает, знает и использует в контексте конкретного действия. Существуют различия в оценке издержек.   Для австрийцев издержки – ценностьсубъективная тех целей, которыми действующий субъект жертвует, делая выбор в пользу определенного образа действия. Т.е. объективных издержек не существует, а поэтому и действующий субъект должен использовать предпринимательскую бдительность, выявляя издержки в каждом наборе обстоятельств. Иными словами, не существует объективных издержек, которые бы определяли ценность целей, однако верно прямо противоположное: издержки, являясь субъективными ценностями, отражают субъективную ценность (и определяются ею), которую человек присваивает своим целям (конечным потребительским благам). Также здесь не используются и математические формулировки: сам математический язык чрезвычайно удобен для выражения состояний равновесия, которые и изучаются неоклассическими экономистами; но он не в состоянии передать субъективность времени и предпринимательского творчества, не раскрывает сущности ценности, земельной ренты, предпринимательской прибыли, разделения труда. И поэтом для австрийцев использование математики в экономической науке не имеет смысла. Но имеет место и общее – это несостоятельность в ситуациях экономической неопределенности, т.е. в связи с прогнозом, на формирование которого влияют, по крайней мере, два обстоятельства, – это устойчивая экономическая политика в государстве и психологические особенности предпринимателя [163, с. 7-18]. Так, в частности, известны результаты исследований   Ф. Кидланда и Э. Прескотта – это лауреаты Нобелевской премии по экономике (2004), которые признают, что экономическое развитие обусловлено рациональным поведением и правительства, и предпринимателей. Важный элемент государственной экономической политики – «состоятельность во времени» (time consistency) или способность правительства достаточно долгое время выдерживать одну и ту же линию экономического поведения [164, с. 102-103], на становление характера которого влияет аналоговое (привычное), а не цифровое мышление субъектов хозяйственной жизни, включая и бессознательные аспекты его проявления.

Итак, при анализе динамики состояний хозяйственной жизни общества важно учитывать особенности цифрового и аналогового (эмоционального) мышления, как и особенности взаимодействия между ними. Если цифровое мышление – это определение вектора развития хозяйственной жизни, то аналоговое мышление является фактором, посредство которого человек может становиться автором его направления, возникающего посредством взаимодействия друг с другом его участников в различных формах совместной работы. Без учета этих особенностей определение состояний хозяйственной жизни общества, как и его динамики принимает метафорические формы, не отражающие  текущей и будущей реальности.